Неточные совпадения
Настал полдень. Солнце жгло из-за
тонкой завесы сплошных беловатых облаков. Все молчало, одни петухи задорно перекликались на деревне, возбуждая в каждом, кто их слышал, странное
ощущение дремоты и скуки; да где-то высоко в верхушке деревьев звенел плаксивым призывом немолчный писк молодого ястребка. Аркадий и Базаров лежали в тени небольшого стога сена, подостлавши под себя охапки две шумливо-сухой, но еще зеленой и душистой травы.
Эпизод этот залег в моей памяти каким-то странным противоречием, и порой, глядя, как капитан развивает перед Каролем какой-нибудь новый план, а тот слушает внимательно и спокойно, — я спрашивал себя: помнит ли Кароль, или забыл? И если помнит, то винит ли капитана? Или себя? Или никого не винит, а просто носит в душе беспредметную горечь и злобу? Ничего нельзя было сказать, глядя на суховатое морщинистое лицо, с колючей искоркой в глазах и с
тонкими губами, сжатыми, точно от
ощущения уксуса и желчи…
Дядя Максим угадал:
тонкая и богатая нервная организация мальчика брала свое и восприимчивостью к
ощущениям осязания и слуха как бы стремилась восстановить до известной степени полноту своих восприятий.
По временам казалось даже, что он не чужд
ощущения цветов; когда ему в руки попадали ярко окрашенные лоскутья, он дольше останавливал на них свои
тонкие пальцы, и по лицу его проходило выражение удивительного внимания.
Гладышев на секунду зажмурился. Ему казалось, что он ощущает на себе, на лице, на всем теле этот напряженно-пристальный взгляд, который как бы касался его кожи и щекотал ее, подобно паутинному прикосновению гребенки, которую сначала потрешь о сукно, —
ощущение тонкой невесомой живой материи.
Я испытывал каждый раз какое-то жуткое чувство, когда Мелюдэ протягивала мне свою изящную
тонкую ручку и смотрела прямо в лицо немигающими наивно открытыми глазами, — получалось таксе же
ощущение, какое испытываешь, здороваясь с теми больными, которые еще двигаются на ногах, имеют здоровый вид и про которых знаешь, что они бесповоротно приговорены к смерти.
Самовар свистит тише, но пронзительнее. Этот
тонкий звук надоедливо лезет в уши, — он похож на писк комара и беспокоит, путает мысли. Но закрыть трубу самовара крышкой Илье не хочется: когда самовар перестаёт свистеть, в комнате становится слишком тихо… На новой квартире у Лунёва появились неизведанные до этой поры им
ощущения. Раньше он жил всегда рядом с людьми — его отделяли от них
тонкие деревянные переборки, — а теперь отгородился каменными стенами и не чувствовал за ними людей.
Случайно или умышленно, но только разговоры их по преимуществу стали склоняться на любовь. Лизавета Васильевна в этом отношении была гораздо опытнее брата: она знала любовь в самых
тонких ее
ощущениях; она, как видно, очень хорошо знала страдания и счастие влюбленного. С отрадою и не без волнения прислушивался Павел к словам сестры и понимал их каким-то неясным чувством; в первый раз еще сблизился он с женщиною и взглянул в ее сердце.
И тотчас ему показалось, что кровать тихо заколыхалась и поплыла под ним, точно лодка, а стены и потолок медленно поползли в противоположную сторону. Но в этом
ощущении не было ничего страшного или неприятного; наоборот, вместе с ним в тело вступала все сильнее усталая, ленивая, теплая истома. Закоптелый потолок, изборожденный, точно жилами,
тонкими извилистыми трещинами, то уходил далеко вверх, то надвигался совсем близко, и в его колебаниях была расслабляющая дремотная плавность.
Он мысленно еще раз перечитал строки брошенного женского письма, где каждая буква лгала… Да, ложь и ложь, бесконечная женская ложь,
тонкая, как паутина, и, как паутина, льнущая ко всему. А он так хорошо чувствовал себя именно потому, что ушел от этой лжи и переживал блаженное
ощущение свободы, как больной, который встал с постели. Будет, довольно… Прошлое умерло.
И к этим
тонким, грустным, сострадательным
ощущениям примешивалось чуть слышно, как аромат
тонкого вина, воспоминание о теплых обнаженных руках, и о голосе, дрожавшем от чувственной страсти, и о прекрасных глазах, глядевших вниз, на его губы…
Пожатие руки его проникнуло
тонким ядом все ее существо; она смущена новым для нее
ощущением, хочет отнять руку и не отнимает…
Ни одна женщина не могла дать ему это
ощущение свежести, нетронутой души и сердца, которая очаровала его притуплённый, но
тонкий вкус.